Припомнив действия Карлона, Медея разыгрывала целый спектакль. Человека приводили в подземную камеру (отчищенную техническую комнату в канализации) и оставляли перед статуей Морвана в полной темноте. Когда клиент «созревал», к нему приходила восставшая. Закутанная в полупрозрачное одеяние из бывшей шторы, с испачканным кровью лицом, блестящими в тусклом огоньке света клыками, белоснежной кожей и алыми просверками в зрачках она всерьез напоминала выходца из преисподней. Простой взгляд на нее выбивал из равновесия, когда же женщина начинала говорить… Своим голосом она творила чудеса. Селеста не слышала ее записей, но точно знала — мир потерял великую певицу.
Сама она предпочитала действовать иначе. Объединиться с человеком помыслами, вжиться в его шкуру, прочувствовать интересы, желания, чаяния, и постепенно направлять разговор в нужное русло. Тихий шепот на грани слышимости, доверительно склоненная голова, плавные движения рук завораживали человека, затуманивали разум до такого состояния, что он не мог сопротивляться приказам упырицы и откровенно выбалтывал самые потаенные мысли. Знакомого и расслабленного собеседника проще ввести в транс, однако Селеста уже дважды охотилась таким образом на улицах, стирая память жертв. Правда, крови требовалось больше, использование пробудившейся способности отнимало силы.
Андрея возможности упыриного тела не удивили, с криками «невозможно!» он на стенки не кидался. В прошлой жизни ему часто встречались гипнотизеры, экстрасенсы всех мастей, поэтому он чувствовал себя подготовленным и не к таким чудесам. Пока что происходящее укладывалось в рамки обыденного (для него обыденного) знания, в чем-то даже навевало ностальгию по прошедшим временам. Гипноз? Голос, от которого мужики балдеют? Да половина цыганок именно так на жизнь и зарабатывает. Иное дело — барьер перед храмом Иллиара или магия Карлона, они очевидно явления другого порядка.
Какими бы безнадежными не оставались морваниты в вопросах веры, со слежкой они справились замечательно. Сумели выкроить время и проследить за собирающимися в храме посвященными Повелителя Света, причем по косвенным признакам определили главу — невысокого худощавого мужчину, называемого окружающими мастером Гаррешем. Отпала необходимость в слежке за рядовыми сектантами, Пойру повезло. Упыриц интересовал только проповедник, и теперь, когда они знали его личность и адрес жительства, им предстояло решить, как поступить дальше.
— Я вообще не понимаю, с чего ты так вцепилась в этого жреца — откровенно высказалась Медея. — Секта маленькая, от властей держится подальше, вреда от нее никакого. На мой взгляд, нам стоит сейчас заняться торговлей, денег там подкопить, завести нужные связи. Я все чаще подумываю о собственном кабаке — тут и доход от посетителей, и безопасная кормежка с упившихся.
— Все кабаки под чьей-то крышей — откликнулась Селеста. — Идея неплохая, но без внешнего прикрытия не обойтись. Только ты не права насчет слуг Иллиора. Вот представь себе: ты однажды просыпаешься вечером, встаешь с постели…
— Между прочим, мне надоело спать на голом матрасе. Появятся деньги, купим простыни.
— … и не можешь выйти из помещения. Как тебе такая картина?
— Почему это не могу? — удивилась Медея.
— Потому что на всех ходах и выходах установлены обжигающие барьеры, как в том храме — меланхолично пояснила подруга. — Здесь, конечно, можно пробить пол и оказаться на нижнем ярусе, уплыть по речке-вонючке, но речь-то о другом. Я считаю необходимым выяснить, за счет чего и как работает оставшаяся магия жрецов Иллиора, и есть ли способы ей противостоять.
Медея тихонько вздохнула. На последней фразе тембр голоса, манера построения речи Селесты слегка изменились, свидетельствуя о вылезшем из подсознания чужаке. Это решение принял иномирец, которого женщина слегка побаивалась, значит, спорить бессмысленно. Он не отступится.
— Мне все равно твоя идея похитить Гарреша кажется преждевременной — все-таки попыталась настоять на своем Медея. Она любила, когда за ней оставалось последнее слово. — О чем мы его спрашивать будем? О входе в святилище? Да он наверняка ничего и не знает о барьере, люди переступают порог свободно.
— Выясним в процессе допроса.
— Он сохранил связь с богом, и неизвестно, на что способен.
— Пока не попробуешь, не узнаешь.
— Но зачем сразу-то лезть! — красавицу вывел из себя уверенный и спокойный тон Селесты. — Давай сначала к нему домой попробуем забраться. Если он что-то умеет, то наверняка защитил жилище.
Андрей обдумал предложение и признал его выгоду. Действительно, на обиталище жреца стоит посмотреть. Хотя бы ради того, чтобы составить представление о характере живущего в нем человека.
— Хорошо, так и сделаем. Где он живет? В квартале ремесленников? — Селеста недовольно скривилась. — Я начинаю ненавидеть это место.
Обитал Гарреш в настоящей крепости, по крайней мере, с точки зрения не слишком опытных упыриц. Его дом просматривался со всех направлений, функцию канализации исполняла яма в уголке крошечного садика, окон на первом этаже план постройки не предусматривал. Здание в прошлом, кажется, использовалось под склад, или сарай, или нечто в этом роде. В пользу первой версии свидетельствовали узкие окна второго этажа с забетонированными перекрестьями рам. Несмотря на суровый вид, здание не производило угрюмого и давящего впечатления, живущие в нем люди казались довольными своим домом.
Ремесленники избежали деления на общины, привычного для бедняков. Власти не нуждались в дополнительном присмотре за мастеровыми, которые в силу объективных причин самостоятельно объединялись в своеобразные бригады. Так им было проще работать и выполнять заказы города. Те же, кто предпочитал трудиться на дому, все равно никуда не смогли бы уйти: людей крепко держали семьи, здесь они имели возможность получить бесплатно или по низкой цене хорошие инструменты, хранить материал и готовую продукции. Существовала также должность артельного надзирателя, чем-то схожая по функциям со старостой, но на куда более щадящем уровне. Власть нуждалась в ремесленниках, а потому холила их, используя кроме кнута еще и пряник.